Базовый лагерь представлял собой слегка подретушированный архитектурный памятник эпохи лесозаготовок во времена культа личности. Сначала лесники переделали барак в кордон, а потом в гостевой домик. Но гостям это было, мягко говоря, по барабану. Наскоро позавтракав, мы выдвинулись на маршрут, прихватив с собой все необходимое для «выживания» в диких условиях: палатки, спальники, непромокаемые плащи, продукты и кухонное снаряжение.
По иронии судьбы, в нескольких километрах от кордона мы подняли трех косуль, хотя это были не совсем типичные для косули места обитания. Марк и не подумал стрелять; может после всех непоняток у него разыгралась аллергия на косуль, но скорее всего он проникся духом маральей охоты и не хотел отвлекаться.
Нам удалось отделаться от волонтеров, из шести проводников осталось только два: опытный охотник Баке и его восемнадцатилетний племянник Нурик. Оба были трезвы и сосредоточенны, видимо поймали привычный охотничий кураж – встали в стойку. Их ловкие экономные движения и зоркий глаз без лишних слов свидетельствовали о профессионализме. Основа егерского мастерства в горах заключается в умении смотреть в бинокль и знании рельефа местности, необходимое, чтобы провести лошадей по крутым скалистым склонам, которые для неподготовленного всадника могут быть смертельно опасными .
Конечно, человек с плохим зрением не может работать проводником, но дело скорее не в остроте зрения, а в особого рода зрительной памяти, позволяющей в какой-то микроскопической закорючке на пестром фоне угадать животное. По своему опыту сужу: в начале сезона, после годичного перерыва в ежедневной практике, очень трудно увидеть неподвижного зверя с расстояния в километр. Егерь должен не только сам увидеть животное, но и связанно объяснить клиенту, где оно находится. В этом случае незаменима подзорная труба на штативе, но не у всех егерей она есть, поэтому сам клиент, если хочет что-то увидеть, должен прихватить с собой трубу.
В сентябре маралы существенно облегчают задачу охотника: в это время они забывают об осторожности и сами выдают себя звуками, которые трудно с чем то спутать даже новичку.
Клиенты окончательно излечились от своего евро-снобизма, добровольно участвовали в мелких бытовых работах, даже попытались сами седлать лошадей, но Нурик категорически пресек эти попытки, так как считал это своей непререкаемой привилегией.
По ночам до лагеря доносился отдельные крики маралов, но настоящий рев начинался с рассветом. Вставали в три-четыре часа ночи, чтобы к 5 часам утра быть на позиции. Молодые, не имеющие собственных гаремов маралы, утром развивали башенную активность: подростковыми бандами они носились по плато, часто выскакивали прямо на нас, вызывающе облаивали и уносились прочь, что бы через некоторое время забыть о нашем существовании и вернуться снова.
Матерые самцы вели себя сдержаннее. Днем они лежали в укромных чащах, неподалеку от своих самок, а утром и вечером осторожно выходили на поляны, чтобы построить своих «гульчатай». Мне кажется, что мнение о том, будто самцы маралов защищают во время гона индивидуальную территорию не всегда верно. Состав гарема довольно часто менялся: одна- две самки с детенышами могли перейти в другое ущелье и прибиться к другому самцу, а им на смену могли прийти несколько других самок. Иногда сам самец, заслышав вызов соперника, слово теряет рассудок от гормонального психоза и кидался доказывать свои права на воображаемых самок, бросая своих реальных подруг: вот уж поистине понты дороже самого факта обладания. А молодые холостяки за это время успевают подкинуть еще пару –тройку отростков на супружеские рога. Социальное и территориальное поведение маралов, как броуновское движение, подчинялось каким-то законам, которые с трудом укладывались в нашу человеческую логику. Но, можно с уверенностью сказать, что во время дождя и снега это движение усиливалось. Ускоренное романтической слякотью время увеличивало наши шансы, а полуденная жара замедляла биохимические процессы и у нас и у маралов. Мы обычно использовали это время для смены место лагеря, передвигались на 3-5 км в соседнее ущелье. Мы заметили, что на второй – третий день пребывания в одном ущелье, маралы обычно уходили: изменчивый ветер разносил запах лагеря, ржание коней и прочие побочные эффекты присутствия людей, которые, очевидно, маралам не нравились.
За шесть дней у Марка было не мало шансов нажать курок, но он, стойко обходил все соблазны на пути к Великой европейской мечте: иметь на стене рога не просто марала, а офигенного марала. На рассвете шестого дня он наконец узнал предмет своих грез по верхним отросткам рогов, колыхавшимся метрах в 800 в еловом подросте на противоположном склоне. Это была любовь с первого взгляда. Мечта явила себя народу и исчезла. Мы озадачились и уже стали спускаться вниз к ручью, когда на поляну бесшумно выплыли две самки. Мы застыли на середине пути, понимая, что если мы спугнем их, марал уйдет вместе с ними, и, возможно, мы его больше никогда не увидим. И это был мудрейшее решение, так как через 15 минут его симметричные рога в пафосном сиянии рассветного неба показались в 300 метрах от нас на нашем склоне. Тут уж даже у меня сердце начало троить, будто одна свеча сгорела. Представляю, что испытывал Марк!
Клаус, путаясь в ремнях своего бинокля, подкладывал свой штурмовой рюкзачок по ножки карабина Марка и шептал что-то на своем. На мой взгляд , он это делал чуть громче, чем требовалось. Но марал, был так увлечен преследованием своих подруг, что и думать не хотел о том, что бы прислушиваться или оглядываться по сторонам. После выстрела, он слегка дернулся, в два прыжка скакнул к лесу и скрылся в чаще. Было непонятно, что нам делать: прыгать от радости или биться головой о приклад.
Нурик бросился вперед и через пару минут из леса раздался его голос: Есть, есть, есть!
Кровавый след уходил вниз к ручью. По нему уже спешил Баке с собаками и скоро мы услышали лай и треск веток. Марк схватил одноствольный дробовик егеря и бросился на звук. Собаки держали марала на поляне в густом еловом лесу. Мы подошли вплотную и Марк добрал его одним выстрелом. Марал покатился вниз по склону, таща за собой остервеневших собак.
По предварительным измерениям, трофей тянул килограмм за пятнадцать. Дело сделано. Проперская экспедиция в дебри Северного Тянь-Шаня удалась. Теперь Марку можно выходить из своего проперского аватара и возвращаться в привычное, тело преуспевающего воротилы строительного бизнеса. Нужно сказать, что это ему удалось сделать довольно быстро, сразу же после фото сессии. Он сказал, что супер доволен результатом, так как в Европе такой трофей встал бы, как минимум, в двадцатку. Мучительной проблемой оказался выбор размера чаевых для наших гидов: если дать им по 50 евро, они могут обидеться, а по сто рука не поднимается. В конце концов, остановился на символической сумме в 70 евро. Что именно должна символизировать эта сумма проводники не поняли, по их мнению цифра 300 лучше бы передала широту загадочной евросоюзной души. Уезжая, Клаус выполнявший все это время роль наводчика , сказал несколько слов о проперах, бучерах и маралах. Это его короткое замечание, собственно, и послужило поводом для написания данного отчета, все остальное – это ИМХО - моя личная, возможно предвзятая интерпретация охоты, в которой я играл второстепенную, но все же заинтересованную роль.
- Отправляясь на «дикую охоту», - сказал Клаус, - мы должны ясно понимать, что горы Центральной Азии - это не окрестности Вены. Что местные горцы отличаются от наших егерей. Что в проперской экспедиции их ждет совсем не такой сервис, как в комфортабельном охотничьем хозяйстве Европы. Но, с другой стороны, ни в одной европейской стране, несмотря на обилие дичи, невозможно испытать тех ощущений, которые посчастливилось получить нам в этой диком горном краю. Почувствовать себя настоящими охотниками , как когда то чувствовали себя наши деды»
Изменено: Ph kz - 18.02.2013 01:56:11